Обернувшись, я увидела Веру. Она стояла совсем рядом, с мольбой глядя на меня. Вера словно просила: «Помоги мне, протяни руку… я так хочу тебя, но не решаюсь!» Может, она просила совсем обратное: «Оставь меня в покое, не искушай. Мы потом пожалеем о сделанном!» В тот момент я не собиралась расшифровывать Верочкин взгляд. Взяв её голову в свои руки, я поцеловала её…
Мы стояли близко друг к дружке, я чувствовала удары её сердца. Ещё я чувствовала упирающуюся в меня её упругую грудь. Продолжая целовать, я медленно опустила руки и, проведя по плечам Веры, стащила бретельки её летнего платья. Шёлк послушно скатился с покатого плеча. Мы забыли и о мужьях, сидящих в комнате, и о колбасе, которую собрались резать. Обнажённое тело окутало меня запахом пряностей и возбуждения. Голова кружилась, глаза закрылись от удовольствия. Продолжая целовать Верины щёки, глаза, шею, я расстегнула бюстгальтер и перешла губами с её ключицы к соску. На какую-то секунду я пришла в себя и осознала, что Вера не только принимает мои ласки, но и яростно отвечает на них. Я даже не заметила, как оказалась без блузки, которую сняла с меня Вера. Оказавшись около кухонного стола, моя новая любовница села на него, упершись руками и откинувшись назад, подставив своё вкусное тело для поцелуев. Сознание, сделав очередной виток, снова унеслось звёздные дали. В это время рванул свет. Я оторвалась от Веры и увидела Максима. Он стоял совсем рядом.
Максим слегка оттолкнул меня от жены, наклонился, подобрав с пола платье, и ничего не говоря, натянул на неё. Вера всё ещё сидела на столе с безумным взглядом непонимающих глаз. Я обхватила Макса руками, и стала расстёгивать его рубашку. Поведение Вериного мужа в первые минуты нашего знакомства давало наглость полагать, что он охотно подключится к нам. Но Максим к моему удивлению уверенной рукой одёрнул рубашку и, не поворачиваясь ко мне, тихо сказал:
— Не надо, Рита… оставь меня…
Стащив Веру со стола, Максим пошёл в коридор, увлекая жену за собой. Кир, услышав шорохи и движения, вышел и растеряно произнёс:
— Вы уже уходите, а так всё хорошо начиналось.
Когда Максим и Вера ушли, я разрыдалась, как ребенок, у которого отняли вкусный кусок прямо изо рта. И это сравнение в данном случае не слишком иносказательно.
Кир уговаривал успокоиться, но я не могла понять, почему Максим так отреагировал. Я жалела, что начала всё это в тот вечер. Было бы лучше, если б Максим не подозревал о том, что его жена способна на секс с женщиной.
— Если бы он так не думал, у нас с Верой был бы шанс, — размышляла я в одиночестве. — А теперь… какая дружба, когда он своими глазами стал свидетелем откровенной сцены. Даже если Максим продолжает верить, что Вера ни причём, всё равно он даст жене взбучку и никогда не позволит общаться со мной…
Мои предположения оказались правильными. Вера действительно, стала избегать меня, хотя я видела, давалось ей это с трудом. Ситуация складывалась сложная. Мне пришлось уволиться.
Случай с Верой выбил меня из того равновесия, в которое с таким трудом я себя привела. Выставки и концерты, спокойная и размеренная жизнь, достойный муж-вывеска, квартира как иллюстрация глянцевого журнала — все эти составляющие благополучия оказались лишь зыбким миражом, рассыпавшимся в миг, стоило забрезжить в моей жизни реальным, истинным страстям и желаниям. Я поняла, что попытки вести приличный образ жизни, пустой потуг, её эрзац. Это лишь сивуха той жизни, которой я жила раньше. И которую решила изменить, считая порочной. Отчётливо стала ясна моя роль в театре под названием «жизнь». Эта роль не устраивала меня, но она оказалась моим амплуа и я понимала свою обреченность играть её вечно.
— Мне суждено быть игрушкой своих порочных желаний. Они, мои грязные желания, правят мной, а не я ими. Мне никуда не деться от себя. Но быть собой я тоже не хочу! — подобные размышления мучили, не отпуская ни на мгновение, ввергая в дичайшую депрессию.
Теперь я снова спала до обеда. От нечего делать бродила по улицам. Пила мартини, мешая его с коньяком. К ночи я накачивалась под завязку и вырубалась прямо на диване перед телевизором. Кир пытался меня отвлечь. Как-то он явился в комнату в каких-то кожаных трусах и с поводком на шее. Подойдя ко мне, встал на четвереньки и, подпрыгивая и поскуливая, стал изображать собачку. Кир лизал мои руки, из всех сил стараясь угодить, но я только разозлилась ещё больше и с силой пнула его ногой.
— Пшёл вон, мерзавец, — почему-то с отвращением прошипела я, понимая, что Кир не виноват. — Впрочем, если бы не он… — подумала я, когда муж вышел из комнаты, испуганно пятясь, как побитая собака, — почему же не он? Он, гад, как раз именно он, мой прекрасный муж стал виновником того, что я превратилась в такую тварь. Тварь не умеющую жить… тварь вечно ищущую дерьмо. Выставки! Как же… Даже на полотнах мастеров классицизма я ищу оголённое тело или… господи, мне нужен безумный и безудержный секс. И ничего больше! Ну, причём тут Кирилл!
После сцены с собачкой Кир перестал приставать ко мне с утешениями. Он махнул на меня рукой, и мы перестали с ним разговаривать, ограничившись короткими фразами, без которых нельзя было обойтись. Типа: «ты сегодня придёшь поздно?» Или «На ужин у нас ничего нет».
Мир рушился. Казалось, я зашла в тупик, выхода из которого нет. Ничто не доставляло радости. Я не видела ни цели, ни просвета. Туннель, по которому я шла, закрылся, заполонив всё вокруг тьмою. Чёрная пустота охватывала меня, но не пугала. Я пила гремучие алкогольные смеси, уносившие меня в неизведанные дали, где я могла ни о чём не думать.