— Слушайся мать, — бодро отозвался папа, коротко взглянув на меня из-за газеты.
Чем бы он ни был занят — смотрел ли программу «Время» в девять вечера или читал газету «Правда» в семь утра — всегда был готов поддакнуть жене. Мне кажется, спроси его, о чём речь, он бы смутился. У папы были наготове «дежурные реплики», подходящие к любому случаю жизни, типа:
— Мать плохого не пожелает. Мать знает, что говорит.
— А, чёрт, была — не была, — подумала я, решив, что всё утрясётся само собой. –
В конце концов, не в члене счастье. Во всяком случае, не в его размере.
Свадьба состоялась, но я так и не увидела то, что должно было удовлетворить мою женскую плоть ни в брачную ночь, ни позже. Нет, не то чтобы у Кира между ног не было вообще ничего. Конечно, было. ОНО… Когда я обнаружила предмет мужской гордости моего мужа, поняла, что в нашем случае это как раз обратное явление — гордиться было нечем.
То, что я обнаружила в кустистых зарослях Кириллова паха, было не гордостью, а насмешкой над всем мужским сословием. Стало ясно, почему мой жених упорно занимался со мной ласками, не спуская брюк. Крошечный, похожий на мышонка недоразвитый отросток Кира, был не только невероятно мал, он почти не реагировал на мои старания его оживить. Сколько я не пыталась его потереть, поласкать и даже поцеловать, он оставался нем к моим призывам. Нем и глух. Пациент был скорее мёртв, чем жив. Всё это было более чем печально… мягко говоря.
— Да, дела… — растеряно протянула Маринка, когда я, отчаявшись, решила поделиться с лучшей подругой историей своей первой брачной ночи, — ну, что сказать? Надо же. Кто бы мог подумать…
Маринка сделала паузу, словно размышляя, чем меня утешить или как найти выход из создавшейся ситуации. Вдруг она достаточно резко и уверенно произнесла:
— А ты знаешь, подруга, а ведь я давно подозревала. У Кирилла такие маленькие ручки…
— Господи, Машка, причём тут ручки? — возмутилась я, чуть не плача.
— Как причём? Крупный мужик, а ручка как у женщины. Рука ведь прямым образом соответствует размеру члена. Ты разве не слышала?
— Откуда? Мама меня этому не учила, — с сарказмом произнесла я.
— Да, не тому тебя учила мама… Это уж точно!
— Марина, не трогай мою маму и уж, тем более, её методы воспитания. Скажи лучше, как мне теперь быть…
— Что тут скажешь? Остаётся смириться, — произнесла Маринка, понимая, что несёт ерунду, и я вот-вот взорвусь. Решив вывернуться в сторону от волнующего вопроса, не дав мне ни секунды, чтобы вставить слово, она с пафосом продолжила, — Рит, успокойся ты, в самом деле. Бывает всякое… особенно с красивыми мужиками. Ну, не бывает идеальных людей. Не бывает! Это Чехов утверждал, что в человеке ВСЁ должно быть прекрасным — и душа, и тело. Но он был романтиком, питающим иллюзии. В жизни так не бывает… или то, или другое… что-нибудь одно…
— Но у Кира и душа, и тело красивые, — вступилась я за мужа. — Просто у его красивого тела не функционирует один орган…
— Мо-ло-дец, — поддержала Маринка, — ещё в состоянии шутить, умница. Хвалю. Ладно, держись, не пропадёшь. Во всяком случае, есть утешение… едешь в Голландию. Красота…
Маринка сладко вздохнула, переключившись с проблемы Кирова члена на цветущую Голландию, которая в ту советскую пору была недосягаемой для большинства граждан нашей необъятной страны. И для Маринки тоже. Мне подумалось, что она, пожалуй, тоже бы закрыла глаза на такую «мелочь», как нехватка мужского органа ради такого мужа, как Кирилл, и возможности уехать в Голландию на несколько лет. Я молчала и Маринка, видимо, расценила это как ожидание ответа. Она хмыкнула и сказала:
— Ну, что ты, в самом деле, так расстраиваешься… Бросай Кира, если не хочешь в Голландию.
В Голландию я хотела. Ещё как. Но это меня мало утешало. Правда жизни ударила прямо под дых. Мой муж оказался импотентом. Меня не готовили к сексуальной жизни, чего я совершенно не боялась, уверенная, что разберусь сама, когда придёт время. Но время пришло, а разобраться оказалось не так просто.
Кирилл яростно хотел близости, но у него ничего не получалось. Мы тёрлись, целовались, облизывали друг друга, но источник наших удовольствий продолжал висеть, как варёная сосиска, у которой от кипятка лопнул и раздвоился кончик. Этим крошечным лоскутком кожи удовлетвориться было никак нельзя. Я ходила возбуждённая и злая. И Голландия, куда мы приехали по месту назначения мужа на работу, не радовала ни тюльпанами, ни пивом. Моя нерастраченная энергия кипела и тупым молотом била в голову.
Днём, блуждая по улочкам старинного города, я видела лишь одно — мужчин. Перед глазами мелькали красивые самцы, с выпирающими через плотную ткань джинсов членами, и с развратными улыбками. Как назло, их в Голландии было даже больше чем тюльпанов.
Ночью меня терзали те же мужчины, но уже голые. Причём они целовали друг друга, а я по-прежнему оставалась лишь зрителем этих оргий, а не участником. Я металась по кровати, изгибаясь всем телом, а, проснувшись, тряслась мелкой дрожью. Меня стали мучить головные боли и почти постоянно я находилась в дрянном настроение. Я была противной сама себе из-за собственной придирчивости и капризности.
Прочитав в «умной книге» о том, что тысячи людей занимаются самоудовлетворением и это, отнюдь, не считается чем-то постыдным, а называется красивым и светлым словом «мастурбация», я попыталась утихомирить свою горящую плоть собственными руками. Но мои манипуляции мало помогали. То ли я делала что-то не то, то ли этот вид самоудовлетворения для меня не подходил. Я оказалась совершенно одинокой и несчастной в чужой стране. Рядом не было ни подруг, ни родных. Ни моих, ни Кировых. Не было даже Маринки, с которой я могла обсудить свою проблему. Звонить ей из Голландии было дорого. А мобильные и интернет тогда еще не изобрели.